Это ужасно. Меня распирает от желания заключить ее в объятия – вот насколько это ужасно. Я хочу вальсировать среди могил, обняв одной рукой Эмму, а другой – Дженет.
– Джек, что за бирка? – спрашивает Эмма.
– Ну, в похоронной конторе на гробы, которые должны отправиться в крематорий, цепляют такие специальные бирки.
– О-ох.
– Я в полном дерьме, да? – спрашивает Дженет.
И мы все одновременно поворачиваемся и смотрим на надгробие. Стоим плечом к плечу под полуденным августовским солнцем, и наши тени – словно три голубя, сидящие на проводе. Рубашка у меня на спине мокрая от пота, а у Дженет запотели стекла очков. Одна Эмма свежа как огурчик. Я держу ее за руку – нет, я стискиваю ее руку.
– Так, давайте еще раз проясним ситуацию. – Я стараюсь не показать восторга. – Юджин Марвин Брандт, упокой Господь его душу, на самом деле вовсе не лежит под сим камнем.
– Не-а, – уныло признает Дженет.
– Значит, тут, – я показываю на могилу суровым и сдержанным (как я надеюсь) жестом, – покоится твой брат Джеймс Брэдли Стомарти.
– Ага, – отвечает Дженет. – Вот уже две недели. Думаю, ему хватило времени.
– Для чего?
– Чтобы реинкарнироваться, без забот и хлопот.
– Но хватило ли времени тебе? Ты готова его отпустить? – спрашивает Эмма.
Сестра Джимми кивает:
– Да, готова. После того, что вы, ребята, рассказали мне про Клио, я более чем готова. – Она надувает из жвачки огромный пузырь и тычет его блестящим ногтем. – Мне так плохо. Беднягу Герти хватит удар.
Эмма держится как гранит – должно быть, это воспитание школы медсестер.
– Чем тебе помочь? – спрашивает она сестру Джимми.
– Помогите мне засадить эту шлюху за убийство. И напишите об этом в газете. – Дженет гневно сопит. – Джек, ты мне как-то говорил, но я забыла – кому я должна позвонить?
– Чтобы провели вскрытие?
– Ну, само собой. – Ей даже удается рассмеяться. – Мой брат всегда эффектно выходил на бис.
Татуированная анаконда Джимми Стомы была уничтожена моим приятелем Питом, патологоанатомом. Это случилось почти год назад, после того как двухтонный экскаватор вскрыл по постановлению суда могилу Юджина Марвина Брандта. Там находился гроб с телом Джимми Стомы, как и обещала его сестра.
Несмотря на адвокатов Клио, с пеной у рта заявлявших протесты, суд вынес решение провести официальное вскрытие. Один Y-образный надрез – и змееносной искусительницы на груди Джимми не стало. «Произведение искусства, – с грустью говорил мне впоследствии Пит. – Я словно поднял мачете на Моне». Он добросовестно исследовал внутренности Джимми, собирая урожай внутренних тканей крошечными кусочками, точно для сасими. Ценная находка поджидала его в печени: бенадрил, обычное средство от простуды и аллергии, продается без рецепта. Двух капсул достаточно, чтобы погрузить взрослого человека в глубокий сон. Клио не собиралась рисковать. Она всыпала в похлебку Джимми содержимое по крайней мере двадцати капсул – этого бы хватило, чтобы вырубить бизона. А затем позвала мужа на палубу обедать. После чего он нацепил акваланг и прыгнул с яхты. Пит сказал, что, скорее всего, Джимми отрубился минут через двадцать, впал в каталептический сон и вода неспешно носила его тело по песчаному дну.
Капсулы бенадрила были куплены – вместе с жевательной пастилой «Сладкие щечки» и раствором для обесцвечивания волос – в аптеке на Силвер-Бич, в двух кварталах от квартиры Клио. Сначала Клио заявила, что кто-то подделал ее подпись на чеке. Но завела совсем другую песню, когда прокурор Рик Таркингтон сообщил, что может предоставить свежий образец ее подписи на меню из кафе. Певица дала автограф фанату, известному как Чак и выдававшему себя за разносчика заказов.
К моему удивлению, Клио позвонила мне однажды вечером, до того как ей было предъявлено обвинение. Она решила развеяться в полном одиночестве в «Туда-Сюда». Я взял с собой Карлу Кандиллу – чтобы повеселилась и заодно стала свидетельницей.
Вдова была уже тепленькая, когда мы пришли. В ней мало чего осталось от гламурной поп-звезды. Короткие волосы торчали бесформенным ежиком в стиле «унисекс», а на мрачном лице проступали какие-то пятна. В свете стробоскопа ее запущенный загар приобрел зеленоватый болезненный оттенок. Да, не очень-то походишь в спа-салоны и парикмахерские, когда тебя подозревают в убийстве.
Мы прошли за ней в одну из приватных комнат клуба. Клио стрельнула сигаретку «Силк Кат» у Карлы и сказала:
– Мои адвокаты станут рвать и метать, если узнают, что я была здесь.
– Почему? Вы собираетесь во всем сознаться? – Я с готовностью выложил блокнот на стол.
Клио сморщила нос и нагнулась поближе ко мне:
– Что это у тебя за духи?
– Ваш любимый запах.
Он называется «Тимберлейк». Мы с Карлой проторчали целый час в отделе мужского парфюма в «Бёрдинс», пока его нашли.
– Все ваши приятели им пользовались, – сказал я Клио. – Лореаль. Джерри-горилла. Вы даже полили им Джимми в гробу.
– Что я люблю – мое дело, – ответила она, – но от тебя несет так, что мухи дохнут.
Карла хихикнула. Что ж, этого и следовало ожидать.
Немного накренясь на правый борт, Клио спросила:
– Я должна знать, Таггер. Это действительно ты заварил эту кашу? И все сам, один?
– Не смешите меня. Я лишь старый, усталый автор некрологов.
– Если бы, – фыркнула она.
Тут встряла Карла:
– Клио, дорогуша, у вас весь рукав в сальсе.
– Черт! Это же «Версаче».
Официант принес нам содовую, и Клио принялась оттирать пятно. Я спросил ее, правда ли, что звукозаписывающая компания расторгла с ней договор. Ну и что с того, ответила она, все равно это была дерьмовая шарашка.