Эмма прижимается ко мне:
– Джек, кто это звонит?
– Дочь моей старой подруги. Это у нее я одалживал кольт. – Который теперь покоится на дне озера Окичоби, куда я зашвырнул его прошлой ночью.
– Зацени вот это, – говорит Карла. – «И сердце тает всякий раз, когда ты смотришь на меня глазами карими. В моей душе порхают птички, словно парии».
– Ого, – вырывается у Эммы.
– И это пишет автор бестселлеров. – Я счел, что обязан сделать публичное заявление. Но по крайней мере он написал для нее поэму – меня и на это не хватало.
– Только представь – птички в его душе! – хихикает Карла, а потом серьезно добавляет: – Как бы там ни было, мама шикарно выглядит, да и шампанского тут хоть залейся, так что, думаю, я выживу. На самом деле я звоню, чтобы убедиться, что ты, типа, в порядке после этого твоего ночного приключения. И надеюсь, с твоей подружкой тоже все о'кей. Когда-нибудь я подпою тебя и выспрошу подробности. А кстати, чуть не забыла: с днем рождения, Черный Джек!
О господи, точно!
Эмма поднимает голову:
– У тебя сегодня день рождения? Почему ты ничего не сказал?
– Как-то выскочило из головы. – Невероятно, но факт. Эмма щелкает пальцами:
– Напомни, сколько тебе стукнуло?
– Сорок семь.
До свидания, мистер Кеннеди. Здравствуйте, мистер Керуак. Думаю, это закончится только вместе со мной.
Эмма выскакивает из постели:
– Вставай, ты, старый греховодник. Идем по магазинам!
В этот раз я провел в супермаркете больше времени, чем за последние десять лет. Эмма была полна энтузиазма: ей нравятся дни рождения. Она купила мне новый альбом Нила Янга, две пары потертых джинсов и бутылку мужского пар-фюма – «Это хит сезона, Джек». Затем она вознамерилась сводить меня в кино: «Никаких возражений, Джек». Показывали экшн-римейк телевизионного сериала «Перекресток женских судеб» с Дрю Бэрримор, Шарлиз Терон и Кэтрин Зета-Джонс; они играют трех красавиц сестер, которые живут на железнодорожной товарной станции в сельской местности. В старом телесериале с девушками еженедельно происходили смешные истории с участием их непутевых родственничков и прочих колоритных персонажей, которые приезжали в деревню поездом и им же отбывали в неизвестном направлении. А в киноверсии эти три сестры были агентами Моссада, работающими под прикрытием. Мне показалось, что сюжет продуман недостаточно.
Когда мы с Эммой возвращаемся домой, на пороге нас ждет небольшая коробка в упаковке «ФедЭкс». Подарок от матери – первое издание «Пурпурных всадников» Зейна Грея. Представить себе не могу, где она его откопала, но безумно приятно! У меня целая полка отведена под книги, которые мама подарила мне на день рождения. В Зейне Грее спрятана открытка – и длинный коричневый конверт. Почему-то первым я открываю его.
Внутри ксерокопия некролога моего отца.
С тех самых пор как мать призналась мне, что читала его, я все время придумывал содержание. Далеко не каждый удостаивается некролога в газете, и я все гадал, что же такого сотворил Джек Таггер-старший, после того как бросил нас с матерью. Возможно, он стал обожаемым педагогом по саксофону, борцом за права рабочих или вздорным политиком в маленьком городке. Возможно, он изобрел что-нибудь потрясающее, какое-нибудь хитроумное приспособление, взятое на вооружение всем человечеством, включая его брошенного в младенчестве тезку, – например, машинку для стрижки волос в носу или полистироловые шарики.
Меня страшила гаденькая вероятность, что мой отец удостоился некролога не по совокупности своих добрых деяний, а из-за какой-нибудь грязной истории, скандала или крупного мошенничества. Бруно Гауптманна тоже проводили в последний путь с шумом, но я сомневаюсь, что его семья оставила себе на память газетные вырезки. Мне самому доводилось писать некрологи местных подонков, публикация которых вызывала вздохи облегчения у читателей. Люди обычно радуются избавлению от паршивых овец, и я старался свыкнуться с мыслью, что мой отец, вполне вероятно, был именно такой овцой.
Но оказалось, что он не был ни злодеем, ни столпом общества. Он был просто маленьким, безобидным человеком.
Его некролог напечатали в «Ки-Уэст Ситизен» 12 марта 1973 года. Это объясняет, почему я не нашел его в Интернете – большинство газет перешли на электронные архивы в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов. А мои телефонные звонки не дали результатов, потому что мама никогда не жила в Ки-Уэст, и, следовательно, я не звонил в тамошние газеты.
Заголовок гласит:
Эмма, пристально наблюдающая за мной из кресла напротив, спрашивает:
– Что там?
Это очень странное ощущение – читать про смерть собственного отца, которого абсолютно не помнишь. Мне немного стыдно, что я не испытываю грусти, хотя, по правде говоря, я его совсем не знал. От него осталась одна несчастная фотография.
– Читай вслух, Джек.
– Шутишь?
– Нет. Око за око, – говорит она.
Да пожалуйста. Я прочищаю горло и начинаю:
...Известный в Ки-Уэст уличный актер погиб утром в понедельник в результате несчастного случая неподалеку от Мэллори-сквер.
По словам полиции, Джек Таггер, известный местным жителям как «Жонглер Джек», погиб при падении с дерева. Смерть наступила мгновенно.
Таггер прогуливался с друзьями, когда заметил енота, сидящего на верхушке старого дерева авокадо на Уайтхэд-стрит. По словам очевидцев, он полез по стволу вверх, крича: «Я первый его увидел!»
Но под весом Таггера одна из веток дерева сломалась, и он упал головой на тротуар с высоты около тридцати футов.